Как Русь сошла с ума. Нескучная история Смуты

Развлечение особой экстравагантности — ждать. Человечество очень любит ждать. Приход Спасителя, конец света, наступление коммунизма и вещи куда более злободневные — все это только малая часть списка традиционных ожиданий населения земного шара. Изменяя свою форму и содержание, уходя на один из фоновых планов общественной жизни и воскресая вновь, они то затихают, то возрождаются снова — и этому нет конца. Наблюдать за этим довольно забавно, а пытаться разобраться в причинах забавно вдвойне.

Мы все еще помним, как ждали конца света в 2012 году. Как мы можем видеть, не дождались. Или дождались, но не заметили, что еще забавнее. На моей памяти конец света так же ждали в 2000 и 1997 годах. Последняя дата была основана на каких-то небесных пророчествах родом откуда-то из Ростовской области.

Если покопаться, то конец света ожидается где-то каждые лет тридцать.

А что такое конец света для культуры, полностью выросшей из христианства? Правильно, приход Спасителя, Страшный суд, массовый террор грешников, публичные покаяния и не совсем понятный итог. Так или иначе понравится происходящее мало кому. Кроме всей этой очаровательной атрибутики обязательно присутствие Антихриста, всадников Апокалипсиса и различного рода спецэффекты, ожидания от которых зависят исключительно от текущих представлений о зрелищности. И важный момент — в некоторых представлениях это ожидание должно быть не пассивным, а активным и деятельным.

Если вы попытаетесь вспомнить школьный курс истории, память подскажет вам, что замечательный персонаж, известный как Иван Грозный, не всегда был демоническим маньяком, которого некоторые смело ставят в один ряд с Дракулой, Гитлером и прочими эпическими негодяями. Сначала он производит впечатление вполне благообразного и мудрого царя, активно расширяющего страну во всех доступных направлениях, проводящего реформы и делающего другие вещи, которые должен делать благочестивый царь.

Но в один момент все изменяется.

Царь сходит с ума, оргии и террор становятся повсеместными, всю страну охватывает смесь из молчаливого страха и ожиданий чего-то еще более зловещего. Всем немного не по себе, хотя бы потому что причин происходящего никто не понимает.

Но тезис «на все воля Божья» может быть объяснением для любого события — и этого вполне достаточно. Сам царь, судя по всему, тоже путался в понимании причин того, зачем он устроил эту кровавую вакханалию, вполне достойную очередного сезона «Игры престолов». То он объясняет это «обидой на бояр» (важное уточнение — «обидой» в старой Руси могли назвать практически что угодно — от банального уличного оскорбления до грубого и изобретательного убийства), то заявляет о профилактической «чистке рядов» от очередного желающего его отравить (удивляться такому довольно странно — когда ты устраиваешь террор, рано или поздно террор захочет прийти и за тобой), а то вдруг провозглашает себя игуменом монастыря, в который внезапно превращается все Русское царство, и этот игумен, пользуясь властью, данной им самим Богом (он ведь родился правителем — значит, от Бога), готовит всю страну к Страшному суду. Или больше — проводит его. Просто потому, что он может. Просто потому, что он царь и великий князь.

У него были все основания размышлять о Страшном суде. Как раз на это время пришлось сразу несколько ожидаемых концов света. Сначала апокалиптические подозрения связывались с падением Византии (что, впрочем, произошло за сотню лет до правления Грозного). Когда крах Восточной Римской империи не принес за собой метафизической катастрофы, дату пришлось подвинуть. Даром что рядом нашлась даже более подходящая — 1492 год.

Дату взяли не с потолка — по старорусскому летоисчислению это был 7000 год, что вполне совпадало с некоторыми пророчествами о том, что земному миру всего семь тысяч лет и будет дано просуществовать.

Пророчество это было достаточно древним, чтобы ему можно было верить без дополнительных сомнений. И опять мимо. В истории России этот год вообще мало чем примечательным отметился. Не дождались конца света — с кем не бывает? Окей, попытка номер три.

Логично, конечно, задаться вопросом о том, почему люди вообще с таким упорством ждут конца света — им что, жить надоело? Ну, вообще-то, можно и так сказать.

Во-первых, жить в средневековой России — удовольствие ниже среднего. Кто-то может сказать, что и сейчас это удовольствие довольно посредственное, но, скорее всего, вы просто не знаете, что такое жизнь в средневековой России. Жизнь в средневековой России — это когда ты весь год вынужден жрать одну репу и подгнивший хлеб (репа, кстати, скорее всего, тоже была подгнившая) вперемешку с квашеной капустой, в довольно тесной избе вместе с тобой постоянно находится человек десять детей, состав которых, скорее всего, каждый год обновляется из-за огромной смертности и не менее внушительной рождаемости, твоя жена, скорее всего, мало что для тебя значит, ибо женился ты на самом деле на первой встречной. А еще не факт, что ты доживешь до конца года, потому что всегда есть вероятность, что твою деревню сожжет любой рандомный маргинал или ты подхватишь какую-нибудь очередную холеру, и это будет не самым худшим развитием событий, потому что, если ты доживешь до следующего года, весной придется пахать поле, сеять эту проклятую репу, и все по прежней схеме будет продолжаться еще пару десятков лет.

К этому можно добавить далекий от позитивного вид средней полосы России в качестве места действия — и становится понятно, что для некоторых смерть могла бы быть куда более предпочтительным исходом. Особенно если есть надежда на куда более благоприятное посмертное существование — пусть и не совсем конкретное, но возможно, там хотя бы не придется пахать и жрать репу.

«Надежда» — в принципе одно из фундаментальных понятий для христианства, и тут оно отрабатывало по полной. Так что вполне понятно, почему конец света именно ждали.

Третья попытка дождаться расползлась по времени на весь XVI век. Даты возникают совершенно разные — иногда получаемые путем каких-то сочиненных вычислений на границах теологии, примитивной математики и едва ли не астрологии, иногда — подхватываемые из разной степени достоверности и психоделичности видений. На фоне подобного ментального хаоса террор Ивана Грозного воспринимается вполне закономерно — не то как вполне ожидаемый Страшный суд, не то как грандиозная подготовка к нему, не то как ускорение его прихода. Сам царь, кстати, нередко придерживается подобных же взглядов на происходящее. Но это тема для отдельного разговора.

К моменту смерти Ивана Грозного логика развития происходящего в стране потерялась окончательно. Царь, который помазанник Божий и вообще носитель крайней степени сакральности, ибо управляет не просто гигантским куском территории на дальнем краю Европы, а Третьим Римом, углубляется в собственный психоз, постепенно теряя связь с реальностью, бояре или бегут в Европу, или оказываются торжественно убиты, или всеми силами пытаются избежать первых двух вариантов развития событий с максимумом выгоды для себя. Население все происходящее списывает на страдания, посланные за непомерные грехи человечества. Искупление должно наступить. А то что же, зря его ждут уже сотню лет?

Когда последний сын Грозного, Федор, умер, призрак апокалипсиса снова появился и начал кричать о себе громче, чем когда либо. Третий Рим остался без Царя, последний Царь отправился куда-то далеко-далеко — ну, теперь уж точно апокалипсис.

Даром что предшествовавшие ему обстоятельства были более чем подходящими — к смерти наиболее адекватного своего наследника, Ивана, Грозный сам приложил руку (хотя обстоятельства этого до сих пор не поняты до конца, да и вряд ли когда-либо будут уточнены, факт остается), а последний из возможных наследников, малолетний Дмитрий, умирает вскоре после отца при не менее сомнительных обстоятельствах, к чему мы вскоре вернемся.

Апокалипсис по-прежнему не наступает. Впрочем, Третьему Риму ведь нужен Царь. Хотя бы из политических соображений. И он немедленно избирается. Им становится Борис Годунов, тот самый, по поводу которого на царстве негодовал один из главных героев фильма «Иван Васильевич меняет профессию». Человек с крайне сомнительным прошлым: мало того, что его упорно считали прямым виновником смерти последнего наследника Грозного, Дмитрия, так еще и бывший опричник — один из «всадников апокалипсиса». Впрочем, вот этот пучок его личных достижений был известен не очень широко — большей части населения было достаточно того, что он — не царь по крови, поэтому царем быть не очень-то и может. В средневековой Руси ты родился царем или нет — любой альтернативный вариант воспринимается как что-то не очень уместное.

Пытаясь поднять хоть как-то свой авторитет, Годунов устроил перформанс с публичным покаянием, ползанием перед честным народом по Красной площади и торжественными клятвами в том, что «никто не будет нищ и беден» и «ничья кровь не прольется». Короче, обычные предвыборные обещания — ничего нового.

Это принесло ему небольшой кредит доверия. Который был немедленно аннигилирован стихийным бедствием. Резкое похолодание. Коварный климат выкинул подлость, и благочестивые жители русского царства увидели первую кару господню — снег в июне. Приятного в этом мало, особенно когда из-за этого урожай ощутимо подмерз и подгнил. Если раньше есть было нечего — то теперь есть стало совсем нечего. К последствиям опричных погромов добавился еще и страшный голод. Один из всадников апокалипсиса прибыл. Но сил встречать его уже не было, всем слишком плохо. Зато остается надежда.

На что в таких условиях надеяться? На то, что вот-вот явится спаситель, конечно же. Если не нагрешили слишком много, иначе так и придется дальше околачиваться в ожидании Страшного суда, а это даже абсурднее ожидания Годо — хотя бы потому, что уйти некуда.

В общем-то, в апокалиптическом контексте все хаотические события, которые предшествовали Смуте в России, вполне себе укладываются в единую логику. Погромные инициативы Грозного — напоминание о том, что за каждый грех будет расплата. Нелегитимный царь Годунов — что-то вроде лжепророка. Массовый голод — первая из возможных расплат. Спасет только неистовая молитва. А еще Чудо. Должен прийти Спаситель, который уравновесит все происходящее, станет катализатором разрешения сложившейся ситуации, и, в конце концов, приведет к процветанию и благодати. Вот только где он?

Чудом спасшийся наследник престола, последний законный царь, невинный и безгрешный младенец, убиенный коварным лжепророком в корыстных целях. Вот он — супергерой Смутного времени!

Польша, год 1603-й от Рождества Христова. Некий человек объявляет, что он — чудом спасшийся царевич Дмитрий. Тот самый, который всех спасет и восстановит сакральное равновесие. Кем он был на самом деле — известно было, скорее всего, только ему самому и одному из возможных богов. Не то беглый монах, не то сын какого-то безвестного боярина, не то внебрачный сын польского короля… А может быть, и правда Сам, спасшийся Божественным провидением? Так или иначе его появление было очень удобно — в первую очередь для Польши, которой усиление России было не нужно вообще ни под каким предлогом, которая только лет двадцать назад заключила с Россией перемирие с перспективой дальнейшей войны, но при этом очень не хотела тратиться на нее. А посадить на русский престол своего человека — куда дешевле, чем тратиться на войну, особенно когда ее результат непредсказуем. Необходима только небольшая агитационная работа: грамотно распустить слухи, отправить несколько десятков писем самым недовольным боярам (недовольным Годуновым, естественно), раскидать в нужных местах достаточное количество золота — и готово! Гениальный по своей простоте и умению пользоваться обстоятельствами план.

Где-то через полтора года после своего чудесного явления свежевоскресший Дмитрий оказывается на обильно удобренной отчаянием, апокалиптическими настроениями и подобающей своему приходу агитацией русской почве. Его цель — Москва, где засел самозванец и лжепророк, полностью нелегитимный по всем позициям, кроме юридической (его же все-таки избрали бояре и сам народ посредством Земского собора), Бориска Годунов.

За репрезентацию этому Дмитрию можно ставить твердую пятерку. Возможно, спустя четыре сотни лет по степени привлекательности и убедительности с ним сравнялся Ленин. Люди абсолютно искренне верят в то, что Настоящий Царь вернулся, Божий промысел непостижим, беды вот-вот прекратятся, надо только дать возможность Дмитрию вернуться в Кремль — «и вот тогда заживем».

Почему Дмитрий не вернулся раньше, где он был все эти годы, почему с ним толпа поляков — лучше не спрашивать. Прятался, копил благодать, похищали инопланетяне — да наплевать, главное что вернулся. Спаситель пришел!

Понятное дело, что Годунову, долго и старательно пробиравшемуся к власти и даже для большей убедительности женившему собственную сестру на чахлом и безразличном ко всему, кроме церковных колоколов, сыне Грозного Федоре, такой вариант развития событий не нравится совсем. Скорее всего, у него не было сомнений в том, что настоящий Дмитрий уже десяток лет как под землей, да и, скорее всего, он и правда там был. Но кому какое дело? Народу все равно. Какая-нибудь Акулина из-под Брянска, которая про Дмитрия и знала-то только что он есть, и то только из церковных проповедей, даже слабо представляет, как этот Дмитрий выглядит. Но если пришел выглядящий достаточно респектабельно человек, который заявляет, что он — царь Дмитрий, и он пришел на Русь, спасшись Божьим промыслом, и все теперь будет хорошо… Особенно когда для большей убедительности он периодически заявляет, что, если он самозванец, то Божья воля его вот пусть хоть прямо сейчас и испепелит — это действует крайне убедительно.

Новоявленный Дмитрий движется к Москве, Годунов ломает голову над тем, что делать. Долго ломать не пришлось — в апреле 1605 года он избавился от всех проблем единомоментно и максимально эффективно. Умер, иными словами.

Играл себе в шахматы, да вдруг запрокинул голову, изошелся кровью и хрипами, да и отправился в Царствие Небесное. Чем только добавил очков в рейтинг своего непонятно откуда взявшегося политического конкурента.

Нет, конечно, он оставил наследника. Шестнадцатилетнего сына Федора, смышленого и позитивного мальчика, статус которого, впрочем, был изрядно подпорчен статусом его отца, да и в качестве правителя его не видел никто. Какой из него правитель, когда настоящий и законный Дмитрий шагает по стране? Через два месяца он присоединился к отцу по ту сторону привычной нам реальности: был убит довольно пошлым образом недалеко от современной станции метро «Красносельская». Спустя еще несколько дней Дмитрий торжественно вошел в Москву. Путь к власти был свободен. Поляки, организовавшие этот рискованный проект, ликовали, предвкушая скорое исчезновение довольно назойливого соседа в виде Русского царства.

Конечно же, для окончательной легитимности нового правителя был необходим перформанс. Хлеба людям пообещали, но о зрелищах забывать ни в коем случае нельзя.

Сначала при встрече с Дмитрием долго и отчаянно рыдал воевода Василий Шуйский, который лично знал якобы убитого сына царя и руководил расследованием его смерти. Потом к числу свидетелей подлинности присоединилась мать погибшего, Марья Нагая. Выражение ее чувств было куда скромнее — все же монахиня, статус не позволил. К тому же сама она впоследствии заявила, что признание это было исключительно следствием присутствия рядом поляков, которые недвусмысленно намекали: для теоретического царя можно найти и новую теоретическую мать, даром что в лицо все равно никто никого не знает. Дмитрий теперь государь, справедливость восторжествовала, и все ждут чудес. Ведь если его спасение было чудом, то и остальные чудеса должны быть явлены незамедлительно. Милостью Божьей, и никак иначе.

Удивительно, но за короткое время Дмитрий смог разочаровать вообще всех. Поляки были крайне удивлены, когда вдруг выяснилось, что Дмитрий планирует править самостоятельно и не особо стремится отдавать им половину России. Бояре были удивлены не меньше, когда Дмитрий стал на их места протаскивать одному ему известных людей и не стремится раздавать им, боярам, казенное добро просто за то, что они публично заявили, что он настоящий. Да и у населения тоже стали появляться к царю вопросы.

Во-первых, где обещанные чудеса? Почему при нем так же плохо, как и до него? Во-вторых, почему царь ведет себя подозрительно? Он тусит с поляками, он одевается не по канонам, он собирается жениться на полячке, его никто никогда не видел в церкви, да и вообще он бреется. Это нормально?

Не стоит забывать, что на дворе 1606 год, и дело происходит в России. Любое расхождение с канонами старой школы благочестия может стоить должности, не говоря уже о жизни.

Когда градус недоверия возрос до достаточного уровня, все заинтересованные стороны стали понимать, что Дмитрий явно не тот, кого стоит дальше терпеть в качестве царя. Да и, видимо, он не совсем тот, за кого себя выдает — настоящий Дмитрий немедленно бы развернул в правильную сторону кармическое колесо России, да и русским был бы не на словах, а на деле.

Немедленно появляется дополнительный персонаж, призванный усложнить ситуацию. Илейко Муромец, он же — Лже-Петр. Казак с сомнительной репутацией, решивший продолжить славное дело Дмитрия, для которого теперь все чаще используют приставку Лже. Но если Дмитрий выдавал себя за вполне реального персонажа, к тому же достаточно трагичного и ожидаемого, то Петр был настоящим авангардистом. Он достойно задал тон всем будущим самозванцам, провозгласив себя чудом спасшимся (от чего — неизвестно, главное — чудесно спастись) сыном последнего царя, Федора, и, соответственно, внуком Ивана Грозного. То, что реально никакого сына-внука у этих людей не существовало в принципе, его не особо волновало. Кто будет проверять? И как? И вообще, что, все забыли о промысле Божьем?

Дмитрий незамедлительно решает войти в контакт с незнакомцем и конкурентом. Он пишет ему довольно абстрактное письмо, которое, судя по всему, содержало в себе предложение, которое можно трактовать как угодно.

Он предлагал своему лже-племяннику прибыть в Москву для уточнения обстоятельств. Если никогда не существовавший (что и Дмитрий, и все его окружение уж точно знало) сможет доказать свое царское происхождение и свои притязания, то он будет вознагражден по достоинству, получит соответствующие статусу бонусы и привелегии, и вообще все будет хорошо. Если драгоценный родственник царя сомневается в собственном происхождении и просто соскучился по перформансам, ему рекомендовалось «не смущать людей домогательствами», и отправляться туда, откуда пришел — тогда никто не пострадает. Взвесив все «за» и «против», несуществовавший племянник царя решил подождать развития ситуации, а до тех пор принял единственно верное решение — вместе с довольно внушительной толпой сочувствующих отправился «бить бояр и воевод», так как видел в них единственную причину не самого лучшего положения дел в стране, а в этом занятии видел единственно достойное для себя.

Его появление и правда засмущало всех. Часть крестьян задалась вопросом о том, что может ли быть настоящим Дмитрий, если вдруг появляется какой-то вообще посторонний человек, который вроде бы тоже должен быть царем. Часть боярства, решив сменить власть в поисках более удобной для себя, понимает, что этот Дмитрий сломался, и нужна замена. А поляки просто начали испытывать к нему смесь из безразличия и обиды.

Проведя небольшую агитационную работу, Василий Шуйский — тот самый, который в религиозном экстазе уверял всех, что Дмитрий живой, стал инициатором заговора, который привел к следующим событиям. Одним майским утром в Кремль вломилась разъяренная толпа. Встреча с царем официально не была согласована, но состоящая из поляков царская охрана решила не вмешиваться. Как того и требовали обстоятельства, толпа сначала погромила Кремль, а потом и вторглась в царские палаты, где была шокирована.

Царь был одет весьма фривольно, кокетничал с полячкой Мариной Мнишек (с которой он не то женился, не то собирался сделать это вот-вот на днях), а некоторые утверждали, что так вообще играл на скрипке. Немыслимый порок в зашкаливающей концентрации! Нет, это точно не царь!

В такой ситуации Дмитрий, кем бы он ни был на самом деле, принял единственно верное решение: спастись путем бегства через окно. Но, возможно, он несколько переоценил крепость своих костей, или недооценил высоту потолков в царской палате. Так или иначе, падение с третьего этажа лишило его изрядной доли мобильности. А разъяренная толпа встретила его внизу и со всеми подобающими почестями добила. После чего, придя в экстаз, несколько дней носилась по городу с его останками, которые затем были брошены посреди Красной площади. Еще несколько дней они использовались для глумления и надругательств, потому как этого требовала обстановка. Видимо, в итоге они приняли совсем неэстетичный вид, потому как их решили наконец-то захоронить. Сделали это в районе современной станции метро «Серпуховская», где тогда собирались достаточно маргинальные личности. Спустя год то, что осталось от чудом спасшегося царя во время очередной акции по поиску виноватых было выкопано, сожжено и выстрелено пушкой из Польши. Сожалений при этом, видимо, никто не испытывал. Потому что Средневековье — не лучшее время для сожалений.

Спустя несколько дней появился новый царь. Им стал Василий Шуйский. В отличие от прошлого царя, его выбрали. Он не был царем по крови, но это уже мало кого волновало.

Все происходящее начинает больше походить на смесь из фарса и целенаправленного и осознанного ухудшения и без того скверной ситуации. Но кому какое дело? Не забываем, у нас апокалипсис — тут или плохо, или еще хуже. Особенно когда спаситель, которого так долго ждали, в прямом смысле сломался.

Прошло еще несколько дней, и в Москве появился человек, призванный усложнять ситуацию — уже знакомый нам Лже-Петр. Его инициатива по надругательству над боярами и воеводами привела его в Москву через день после смерти законного царя. Но так как обстановка была достаточно напряженной и прошлый царь даже не был еще похоронен, он посчитал свое присутствие в городе неуместным. Возможно, он был достаточно умен, чтобы понять: рассуждения о чудесном спасении никогда не существовавшего человека, символом которого он является, здесь никому не нужны. Он удалился в город Тулу, где поучаствовал в еще одном казачьем восстании, по итогам которого был таки схвачен в плен и осужден. Результат вполне предсказуем. Люди хотят зрелищ, особенно когда хлеба недостаточно. Посреди Москвы поставили виселицу, на которой и закончил свой земной путь никогда не существовавший внук Ивана Грозного.

Впрочем, убийство двух лжецов подряд уже никого не останавливало. Мем «выдавать себя за важного человека» был запущен — его не остановить двумя убийствами и несколькими погромами.

Одним из придворных убитого Дмитрия был человек по имени Михаил Молчанов. Видимо, при дворе убитого царя он играл не последнюю роль — некоторые сообщали о том, что вместе с царем он предается грубому и богомерзкому разврату. Что за этим скрывалось, сказать трудно, остается только догадываться, но возникает вопрос — а стоит ли? Пусть это остается на совести каждого. Так или иначе после убийства своего начальника товарищ Молчанов решил занять его место. Шуйский оказался проворнее — все подчиненные бывшего царя были для острастки избиты и изгнаны из Москвы к югу. Где казаки, ага. Дальше — дело техники. Объявить себя чудом спасшимся Дмитрием было просто. Втереться в доверие к казакам — тоже. Начать агитацию против Шуйского — еще проще. Кто он такой вообще, этот Шуйский? Да он же сам себя избрал! Впрочем, достаточной поддержки у него не было, каких-то четких планов — тоже, да и вообще, слишком рискованное это дело. Проще по-быстрому отговориться, что «бес попутал», заявить, что тебя неправильно поняли — и отправиться служить новому самозванцу, даром что он уже приближался к Москве.

Поляки. Они были достаточно упорны и обладали достаточной верой в человеческую наивность, чтобы организовать проект под названием «еще один Дмитрий». Кем он был до того, как стал Дмитрием, — никому неизвестно. Зато в 1607 году он стал ощутимой проблемой для Василия Шуйского.

Все повторяется так же, как и в прошлый раз — в окружении толпы поляков чудом спасшийся царь движется к Москве, население радуется. Прошлый Дмитрий провозглашается самозванцем, которого и убили так быстро и легко, потому что он был лжец, и вообще, сразу же было понятно, что это не настоящий царь. Все немедленно соглашаются.

Но поляки относятся к происходящему уже более скептично — финансирование меньше, армия маргинальнее, да и сам новый Дмитрий так себе персонаж. Он был настолько «так себе», что так и не смог засесть в Москве. Оккупировал Тушино, заявил, что ему и этого достаточно, пытался править Россией, привлекал внимание нужных и полезных людей и щедро одаривал их. Но он не учел одного. Появление трех самозванцев друг за другом не дает гарантии того, что других самозванцев больше не будет. Мем продолжает жить.

Вскоре после того, как вторая версия Дмитрия окопалась в Тушино, на Дону появился еще один никогда не существовавший внук Ивана Грозного. Теперь его звали Федор.

Федор Федорович, сын последнего царя. Достаточно сомнительный персонаж, о котором известно совсем немного. Собрав полагающуюся толпу, он сначала «бил бояр и воевод», а потом ему в голову пришла гениальная мысль — лжецы добиться успеха могут только объединившись. Он отправился к Дмитрию. Неизвестно, на что он надеялся, но скорее всего, дальнейшее развитие событий его мало обрадовало — по заявлению самого Дмитрия, Федора он «убил до смерти», потому что тот был лжецом и вором. Фокус не удался. Второй внук Ивана Грозного умер.

«Свято место пусто не бывает». Мем распространяется стихийно. Внезапно выясняется, что у Ивана Грозного на самом деле была очень большая семья. Очень.

Скорее всего, сам Грозный такого просто не предполагал. Независимо друг от друга на юге России появляются сразу три «настоящих царя». Как и полагается «настоящему царю», они дружат с казаками, «бьют бояр и воевод» — и испытывают теплые чувства к своему родственнику, права которого на престол признает хоть кто-то, кроме пары сотен казаков. От прошлых мифических детей их отличали, пожалуй, только имена. О да, эти господа знали, как правильно себя понять.

Первый гордо именовался Лаврентием. Еще один внук Грозного. Теперь — от Ивана, того самого, который погиб после ссоры с отцом. Опять чудесное спасение, все по прежней схеме. Несколько городских погромов, веселая компания, вера в светлую силу анархии и собственную правоту. Вот только ехать к дяде не стоило. Лжедмитрий не любил конкурентов — их было слишком много, а его положение и так оставляло желать лучшего. Незадачливый наследник престола украсил собой печальную виселицу где-то между Тушино и Москвой.

Второй излишне самонадеянный выходец из Астрахани решил отличиться помимо претензий еще и именем. Не совсем понятно, на какую реакцию он рассчитывал, когда стал именовать себя Августом. Россия, начало XVII века. Август, сын Ивана Грозного.

В качестве матери он называл одну из малоизвестных жен Грозного — Анну Колтовскую. Ее брак с царем продлился всего несколько месяцев, после чего ее постригли в монахини — не то надоела, не то царь решил, что нового наследника от нее он не дождется. Дождался, как оказалось. Конечно же, нет — в то, что Август реально хоть как-то связан с Иваном Грозным, скорее всего, не верил даже он. Ну как, вот как вообще хоть кто-то может поверить, что Иван Грозный назовет сына Август? И откуда там взяться сыну, если Грозный и с матерью-то его наедине побывал в лучшем случае пару-тройку раз? Вполне очевидно, что такая легенда не работала. Но Август решил извлечь хоть какие-то бонусы из своего положения и остаться кем-то большим, чем просто речной пират. А путь к этому был только один — отправиться к более легитимному родственнику. Все тому же Лжедмитрию из Тушино. Думаю, вы понимаете, какой итог был у этого перформанса. Лаврентий висел не один.

У Лаврентия и Августа был спутник, причем куда более обскурный, чем эта замечательная пара. Имя у него тоже было весьма специфичное — Осиновик. На что мог рассчитывать человек, который, используя название дерева в качестве имени, позиционировал себя как очередного сына царя, не совсем понятно.

Нет, можно сразу предположить финал его биографии — скорее всего, он был повешен. Это предположение будет верным — его и правда повесили. Но в отличие от его спутников сделали это свои же.

Сначала все было хорошо: и Лаврентий, и Август, и Осиновик вместе двигались к Лжедмитрию в Тушино. Скорее всего, они прекрасно знали биографии друг друга, и ни у кого из них не было сомнений в отсутствии легальных притязаний у спутника. Но вот озвучивать их не стоило. А именно это и сделал Осиновик. По сообщениям очевидцев, он принял участие в конфликте с очень милой формулировкой — «один другого вором называл». Видимо, из всей троицы Осиновик был слабейшим. Где-то на пути в Тушино его и вздернули.

Подобное стремится к подобному. Тушинский Дмитрий становится маяком для всевозможных самозванцев. Они стремятся к нему, несмотря на то, что он приложил усилия для того, чтобы придать максимальной огласке судьбу предыдущей троицы. Вопреки логике и здравому смыслу осенью 1608 года Тушино становится ареной для потрясающей своим абсурдом сцены. Туда один за другим прибывают различные сыновья царя Федора Иоанновича. Почему именно тихий и богобоязненный Федор оказался настолько плодовитым, сказать сложно. Возможно, о его потомстве народу не было известно вообще ничего — и поэтому было так легко убедить всех в том, что ты его сын.

Один за другим в Тушино прибывает целое посольство потенциальных царевичей. Мартын, Клементий, Семен, Савелий (возможно, сразу два), Василий, Ерошка, Гаврилка.

Сложно говорить о том, на что они надеялись, но эффект получился явно противоположный ожиданиям. Окрестности Тушина украсило еще несколько виселиц.

Тем временем ситуация в стране постепенно скатывалась в пропасть. В Дмитрия уже никто не верил. Огромное количество лжецов и самозванцев окончательно дискредитировало идею чудом спасшегося царя. Все разочарованы и хмуры еще больше, чем прежде. Поляки уже окончательно поняли, что «проект Дмитрий» провалился, — и решили, что будет проще объявить-таки России войну. По мере продвижения канонических поляков к Москве второй Дмитрий сбежал в Калугу, где начал борьбу (и вполне успешную) против своих недавних союзников, однако там был убит во время прогулки в лесу своими же охранниками. Не из политических соображений — в ходе банального конфликта.

Вы думаете, на этом самозванцы закончились? Нет, конечно же. Это был слишком хороший мем, чтобы так просто коллапсировать. Пусть поляки и боярство разочаровались, зато в стране за время полной неразберихи появилось фантастическое количество противоречащих друг другу сил, каждой из которых нужен был свой символ.

В Калуге внезапно появляется совершенно неожиданный претендент на русский престол, который еще даже не научился ходить и говорить. Сын Лжедмитрия. Какого из них — неизвестно.

Скорее всего, второго, если никто не напутал дат. Мать младенца — почетная жена Лжедмитриев, полячка Марина Мнишек. Быстро начинается борьба за то, чьим официальным представителем будет очень кстати появившийся младенец, который вполне может продолжить царскую династию. Или череду жертв убийств тех, кто оказался не тем, кем казался. Время покажет. Сама Мнишек относится к происходящему достаточно негативно — ей уже глубоко наплевать на политические интриги, она уже все поняла, скорее всего, единственное, чего ей хочется, — это сбежать из России в Польшу, где спрятаться от всех этих лжецов, появляющихся из ниоткуда псевдосыновей давно мертвых людей.

Несмотря на это, ее достаточно быстро втягивают в очередную интригу с целью занятия престола с участием казаков, что приводит к ее долгим и хаотическим перемещениям по стране. Финал вполне предсказуем — инициатор идеи, казак Заруцкий, был посажен на кол (что достаточно сурово даже для средневековой России), Марина спрятана в какую-то темницу, а несчастный младенец повешен — чтобы людей не смущал. Сама Марина Мнишек вскоре умерла — по официальной версии, «от тоски». Несмотря на всю абсурдность причины, в эту версию можно поверить. Хотя, скорее всего, ее задушили. Или отравили. Да и вообще, мало ли способов избавиться от человека, а тоска — отличное объяснение. Особенно в средневековой Руси.

Такое развитие событий, впрочем, не помешало появиться еще одному самозванцу. Все население Москвы видело, как повесили сына Марины Мнишек и Лжедмитрия, но при этом, спустя несколько лет, появился человек, выдававший себя за давно повешенного сына. Но в данном случае все сразу поняли, что это какая-то достаточно дешевая авантюра, а самозванец достаточно быстро исчез. Его даже не повесили — как будто и не было его никогда.

Итак, убиты уже двое Дмитриев и еще с десяток различных внезапно явленных Рюриковичей. Страна окончательно погружается во мрак — некоторые всерьез видят в качестве будущего правителя польского короля. Возможно, самозванцев достаточно?

Нет! Недостаточно!

Спустя дни после смерти в Калуге Лжедмитрия Второго у него появляется продолжатель. В оккупированном шведами Новгороде неизвестный человек провозгласил себя чудом спасшимся царевичем Дмитрием. «Что, опять?! — возмутились новгородцы. — Да сколько же можно, черт возьми!» Новгородцы были люди предприимчивые, они быстро поняли, что городских погромов и прочих проблем им не нужно — шведской оккупации и так достаточно, поэтому они оперативно избили чудом спасшегося царя до полусмерти и выбросили из города — на все воля Божья, замерзнет — черт с ним, а если это и правда царь — всегда можно публично покаяться.

Третий Лжедмитрий был упрям. Смирившись с неудачей в Новгороде, он отправился в Псков, где повторил свой перформанс с чудесным явлением. Возможно, псковитяне оказались более доверчивыми. А возможно, самозванец грамотно использовал обстоятельства.

Псков тогда был осажден поляками, а псковитяне, придя в восторг от появления у них настоящего царя, три дня палили из пушек в небо и взрывали порох, чем спровоцировали в городе небольшой пожар. Увидев это, поляки, вероятно, решили, что все псковитяне одномоментно помутились рассудком, и предпочли уйти осаждать какой-нибудь более спокойный город.

Впрочем, триумф самозванца был недолог. Призванный по случаю шведский посол, повидавший уже нескольких Дмитриев, заявил, что этот человек явно не тот, за кого себя выдает, что привело к изгнанию Дмитрия из города. Обидевшись, тот оперативно объединил вокруг себя достаточное количество маргиналов и стал грабить окрестности города. Впрочем, на Псков немедленно напали поляки, и горожане решили вернуть царя обратно. Возможно, они решили, что повторное явление поляков — кара господня за изгнание царя. Но царь оказался довольно паршивым и своим появлением в городе положение ничуть не улучшил.

К тому же в этот самый момент появился еще один Дмитрий. Да, уже четвертый. Да, им не надоело. Да, в этот бред кто-то все еще верит. Что особенно смешно, четвертый Лжедмитрий появился в Астрахани, откуда вышло уже несколько самозванцев до него.

Может возникнуть резонный вопрос — а что не так с Астраханью? Почему поставки самозванцев оттуда приобрели промышленный масштаб?

Ответ прост — это была одна из столиц казаков. И казаки немедленно признали четвертого Дмитрия царем. Чем изрядно озадачили все заинтересованные стороны — это было одновременно ожидаемо и неожиданно. Типичная ситуация для России, впрочем.

Однако одновременное присутствие двух Лжедмитриев противоречило любым представлениям о логике и пространственно-временному континууму. Поэтому довольно быстро астраханский самозванец бесследно исчез. Скорее всего, чем-то не понравился казакам, которые его поддерживали, и стал подарком для Волги. Это очистило дорогу третьему Лжедмитрию, которого абсолютно неожиданно для него самого вдруг признали царем не только жители Пскова и окрестностей, но и целая куча народу, включая оккупировавших Новгород шведов и первого ополчения, которое в это самое время безуспешно пыталось выгнать из Кремля польского наследника престола Владислава Сигизмундовича, который отказывался уходить из Кремля, заявляя, что он русский царь.

Неожиданное счастье в виде массовой поддержки вскружило голову псковскому Дмитрию, и тот поступил, как и подобает продолжателю дела Ивана Грозного — начал устраивать оргии, грабежи и практиковать прочие формы девиантного поведения.

Жители Пскова решили, что им такое не очень нравится, и под благовидным предлогом отправили его в Москву — раз его признают царем, пусть там и заседает. До Москвы он не доехал. Сгинул где-то в болотах между Псковом и Москвой, чем особо никого не огорчил.

Может возникнуть вопрос — а почему вдруг куча людей более или менее здравомыслящих решила провозгласить абсолютно непонятного человека настоящим Дмитрием, вопреки неудачам двух прошлых? Ответ прост — это создавало хоть какую-то похожую на легитимную альтернативу сидящему в Кремле польскому королевичу. Воспользоваться якобы настоящим Дмитрием, поднять боевой дух всем сопричастным, выгнать поляков из Москвы, а дальше решать по обстоятельствам — это удобно и достаточно практично. Но обстоятельства были против. Пришлось честному люду самоорганизовываться и решать проблемы без посторонней помощи. Это уже удалось, но это другая история.

Больше Лжедмитриев не было. Восхитительный мем угас. Да и Смутное время шло к своему логическому, пусть и тяжелому финалу.

Ожидаемый конец света не состоялся. Просто несколько десятков лет хаоса. Ни один из чудесных спасителей не повлиял на ситуацию к лучшему. Все это лишний раз продемонстрировало, что идея о том, что хаос является ведущей силой в мироустройстве, не лишена оснований.