«Станем по колено в крови и всех перебьем». Как русские женщины бунтовали в годы Первой мировой войны
«Лучше раздразнить собаку, нежели бабу», — гласит русская пословица. И, судя по всему, не без оснований. В то время как на фронтах Первой мировой гремели снаряды, на улицах русских городов и деревень вспыхивали «бабьи бунты». Потерявшие членов семьи и кормильцев, возмущенные ростом цен и отсутствием помощи от государства, женщины осаждали казенные учреждения, громили магазины и вступали в стычки с полицией. Отчаяние и голод делали свое дело — эти погромы отличались не только особой эмоциональностью, но и абсолютным бесстрашием их участниц. Лена Ека — о женских протестах начала прошлого столетия и об их последствиях.
Когда слухи о массовых «бабьих» погромах доходили до армии, солдаты объясняли это просто: «Бабы бастуют. Мужиков стало мало, а баб много». Среди военнослужащих ходили нелепые слухи о том, что в деревнях бабы устраивают охоту на немногих оставшихся мужчин. «Мы слышали, что вы ловите мужиков. 10 баб поймают одного мужика и замучают до смерти», — с укором писал безымянный рядовой своей знакомой.
На деле женский гнев был только на руку оставшимся в тылу мужчинам. При подавлении «бабьих бунтов» полиция и войска действовали более сдержанно, до последнего не применяя силу. Нередко, если это касалось деревенских выступлений, односельчане попросту использовали женщин как щит, надеясь, что войска не будут стрелять в них. Рассказывая о женских протестах в Российской империи, историк Петр Кабытов писал, что очень часто зачинателями деревенских погромов становились крестьянки. Мужчины присоединялись позже, если видели, что стражи порядка бездействуют. Так, управляющий имением Трепке Полтавского уезда в 1902 году сообщал следственной комиссии о крестьянском погроме:
«Сначала явились бабы и занялись мелким хищением, а мужчины прятались, выглядывая по временам из-за изгородки, и вошли в дело лишь тогда, когда убедились в безнаказанности баб».
«Бабы кричали так, как будто их резали»
Считается, что известие о начале войны с Германией вызвало у населения необычайный патриотический подъем. В газетах того времени встречаются многочисленные статьи о том, как в призывные пункты ломились толпы мужчин, горящих желанием поскорее отправиться на поле боя. Если верить государственной прессе, женщины отнеслись к объявлению о начале призыва с не меньшим энтузиазмом. В книге Вячеслава Аксенова «Слухи, отзывы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918)» можно найти воодушевляющую заметку «Петербургского листка» о первом дне мобилизации — жены якобы отпрашивали мужей с работы, заставляя их явиться на призывной пункт:
«Интересные сцены наблюдались на трамвайной линии. Многие из вагоновожатых и кондукторов получили извещение по выходе из парков. Их жены, получившие извещения, немедленно бросились в тревоге искать мужей, опасаясь, что их ждет какая-либо кара за просрочку явки. Жены находили мужей на линиях и „снимали“ их, с разрешения контролеров, с вагонов».
Однако иногда мобилизация проходила не так гладко. 22 июля 1914 года у призывного пункта Царицына собралось около пяти тысяч человек, в основном жены мобилизованных с детьми. По воспоминаниям очевидцев, происходящее сопровождалось «диким плачем и руганью». Женщины стали требовать письменного удостоверения относительно выдачи пособий, полагавшихся женам и детям военнослужащих. Получив отказ, они принялись избивать полицейских. К ним присоединились запасные и студенты. В итоге были вызваны войска, открывшие огонь по толпе. Было убито 20 и ранено 80 человек.
Столкновения женщин с полицейскими происходили и в последующие волны мобилизации. Острое недовольство вызвало среди прочего то обстоятельство, что под мобилизацию не попадали чины полиции и стражники.
Во время проводов новобранцев 9–10 августа 1915 года в Казани произошли беспорядки, в которых участвовала толпа численностью около 600 человек, преимущественно женщин. По словам казанского полицмейстера, они оказывали сопротивление полиции с криками:
«Зачем берут наших детей и мужей, а полицию не берут… пусть сами идут и воюют на войне».
Не обходились без участия блюстителей порядка и проводы эшелонов с мобилизованными. Особенно шумно они проходили на вокзалах небольших уездных городов, где большую часть присутствующих составляли крестьянки. Пытаясь задержать поезд, женщины цеплялись за вагоны, ложились на рельсы, бросались под колеса. Подобную картину описал в своем дневнике участник Первой мировой войны Валерий Андреевич Арамилев:
«Бабы задержали отправку поезда [с мобилизованными] на два часа. Они точно посходили с ума… После третьего звонка многие с причитанием бросились под колеса поезда, распластались на рельсах, лезли на буфера, на подпояски теплушек <…> На вокзал сбежалось всё уездное начальство. Вид у начальства растерянный, жалкий. Не знают, как быть с бабами… Вызвали специальный наряд из местной конвойной команды. Конвойные бережно брали на руки присосавшихся к рельсам и вагонам баб, уносили их с перрона куда-то в глубь вокзала. Бабы кричали так, как будто их резали».
Оказавшиеся на фронте солдаты часто писали родным о плохом снабжении армии, жаловались на военное руководство и тяжелые условия. Вот пример такого послания, отправленного неизвестному адресату в январе 1916 года неким Волковым:
«…всячески мучат усиленными занятиями и даже бьют по морде. Пища плохая, мяса совсем нет, сахара тоже. Врачи обходятся с больными скверно… иногда употребляют кулаки. Священник проповедь говорил от себя и выразился так: „Как вам не стыдно, если вас не убьют и явитесь живыми домой“. А в заключение: „Вы господа офицеры берегите себя, а этого навоза у нас хватит“. Как не обидно бедному солдату, на которого возложена вся война…»
Разумеется, эти тревожные письма, известия о смерти близких и возвращение в тыл раненых и инвалидов не способствовали поднятию патриотического духа. Женщины выходили на улицы, врывались в административные здания и громили магазины, требуя прекратить войну и вернуть мужчин домой. В июле 1916 года в Области Войска Донского солдатские жены вломились в лавку местного купца, разграбили ее и сорвали со стены портрет Николая II. Портрет в разбитой раме затоптали с криками: «Растопчем его, он забрал наших мужей на войну!» 15 июня 1917 года около 300 женщин-солдаток сел Старая и Новая Рясь Казанского уезда обратились к волостному правлению с требованиями:
«Нам нечего кушать, у нас некому работать… пусть вернут наших мужей и сыновей… хватит напрасно проливать кровь, долой войну!»
«Денег нет ни копейки и неоткуда больше взять их»
Еще одной причиной возникновения «бабьих бунтов» стали трудности, сопряженные с получением государственных пособий для жен мобилизованных. Выплаты часто задерживали или не выдавали вовсе. Кроме того, никакие деньги не могли заменить рабочих рук, которых так не хватало в деревнях. В то время как газеты публиковали воодушевляющие истории о патриотизме русских женщин, эти же русские женщины проклинали правительство и царя за то, что их мужей отправили на войну. «… его матери, нехай верне мини мужа, я его грошами не нуждаюсь», — приводит Вячеслав Аксенов ругательство в адрес Николая II тридцатилетней крестьянки Киевской губернии Александры Побережной в ответ на напоминание о том, что царское правительство заботится о солдатках, выплачивая им пособия.
Финансовое положение многих семей мобилизованных было катастрофическим. Об этом свидетельствуют так называемые опросные листы, по которым проверялось экономическое благосостояние населения.
В «листах» из Тамбова читаем:
«Вот семья, жившая хорошо, так как запасной получал 45 рублей в месяц. Теперь мебели нет, вещи заложены в ломбарде. Трое детей, один из которых грудной, а денег нет ни копейки и неоткуда больше взять их <…> Семья служащего в банке, получавшего 25 рублей в месяц, очутилась в ужасном положении: мать разута, раздета, горячего не варит, нет дров. Ребенку надо молоко, а достать неоткуда <…> Семья железнодорожного слесаря, очутившаяся без средств, состоящая из жены, пятерых детей и матери-старухи, переселилась прямо в сарай, кое-как приспособив его к жилью».
О печальной ситуации с выдачей пособий говорили и сторонники действующей власти. Так, монархистка и член «черносотенной» партии «Союз Михаила Архангела» Софья Львовна Облеухова вынуждена была признать, что власти не справляются со взятыми обязательствами по поддержанию семей запасных. В письме от 11 августа 1914 года она так описывала сложившуюся в Петрограде ситуацию:
«Несмотря на широко поставленную помощь семьям запасных, во многих попечительствах относятся к ним с возмутительной грубостью и денег не дают. Происходят сцены прямо невероятные. 400–500 женщин приходят каждый день за пособием, им ничего не объясняют и гонят прочь. В другом месте на 600 женщин сторож выбрасывает в толпу 150 билетиков на право получения нескольких рублей. Происходит свалка, жандармы на лошадях врезаются в толпу и „оттесняют“ женщин. Сегодня в 7-й роте, д. 10, во время давки из-за брошенных билетов задавили насмерть ребенка. Я не верила всему этому, но ко мне лезут бабы с детьми, плачут и клятвенно уверяют, что это правда».
Когда получить назначенное пособие мирным путем не удавалось, разгневанные женщины шли на крайние меры. В январе 1915 года газета «Тамбовский листок» писала о случае, произошедшем в селе Лысые горы Тамбовского уезда. Солдатки ворвались в помещение ссудо-сберегательного товарищества, где происходила раздача денег, и, ругая уполномоченных «на чем свет стоит», опрокинули мебель, «содержимое чайного стола, закуски и сласти разграбили». Затем две женщины отправились в Тамбов к земскому начальнику с жалобой на то, что «уполномоченные вместе со своим председателем обошли пособием самых бедных, а записали вместо них своих родственников».
Описания «бабьих бунтов», вызванных невыплатой пособий, встречаются и в личной переписке. Примеры таких писем приводит Вячеслав Аксенов. Оба послания свидетельствуют о беспорядках, учиненных солдатками в Одессе. Из письма, отправленного в августе 1914 года неизвестным автором:
«Жены запасных, не успевшие получить в Гор. Думе денег, собрались, вероятно, под влиянием чьей-то агитации большой толпой и направились к зданию Думы. Здесь они учинили дебош: побили стекла и т. д. Между прочим, ранен пристав один. Затем, устроили они дебош в „Европейской“ гостинице, у кондитерской Робина и др. местах <…> Потом, группы одесских „суфражисток“, человек по десять, заходили в магазины и просили денег».
Протестные выступления женщин в Одессе продолжались весь август. 1 сентября 1914 года о беспорядках рассказывал в личной переписке анархист, председатель Одесского союза русских людей Николай Николаевич Родзевич:
«Недавно бабы, жены запасных, разгромили камнями всю городскую управу, — снаружи не осталось ни одного целого стекла. Три недели их водили за нос, приказывая придти „завтра“ <…> Потом толпа пошла по городу, врываясь в магазины съестных припасов и требуя хлеба. Только к вечеру всё успокоилось. Около 40 баб арестовали, а управская сволочь осталась безнаказанной».
«Приезжай царь — и его убьют и не будут виноваты»
Масла в огонь женского гнева подлила столыпинская аграрная реформа. Ее начали проводить в жизнь задолго до войны — в 1906 году. Основными направлениями реформы было постепенное упразднение сельской общины и передача земель в частную собственность крестьян. Община владела землей коллективно и распределяла ее между семьями по количеству работников мужского пола (в некоторых регионах в соответствии с числом «едоков»). Делилось между домохозяйствами и налоговое бремя, что гарантировало выживание общины. Выход из нее грозил крестьянину лишением своего надела. Реформа позволяла вести хозяйство вне общины, сохранив за собой часть земли («отруб»). Однако большая часть крестьян не была готова к нововведениям Столыпина. В деревнях вспыхивали конфликты и массовые волнения — отрубников избивали, поджигали их дома, уничтожали имущество. После 1907 года беспорядки пошли на спад, но вспыхнули снова с началом войны.
В военные годы главными участниками движения против отрубников стали женщины, которые всеми силами пытались задержать процесс перехода общинной земли в частную собственность. Солдатки заявляли, что не допустят землеустроительных работ до тех пор, пока их мужья не вернутся домой.
О женском недовольстве свидетельствует донесение Воронежского жандармского управления от 14 августа 1914 года. Блюстители порядка сообщали о погромах в селе Козловка Бобровского уезда:
«Беспорядки возникли главным образом через жен запасных нижних чинов, призванных на службу по мобилизации, а ближайшим поводом… послужил отказ землемера исполнить просьбы жен запасных призванных отложить размежевку земель, купленных местным богачом Филатовым, до тех пор, пока не будут убраны хлеба… В конце концов землемер, уступая силе, принужден был прекратить размежевание, но разъяренные женщины… устремились на дом богача, выбили в окнах и дверях стекла, ломали, грабили вещи, а затем двинулись бесчинствовать и над домами других собственников <…> крестьяне кричали солдаткам: „Бейте, бабы, ваши мужья на войне, вам ничего не будет“».
Тревожные новости поступали и из других губерний. Так, в октябре 1915 года произошло бурное выступление женщин против отрубников в селе Четвертаково Ардатовского уезда Нижегородской губернии. 2 октября по просьбе крестьянина Конина, желающего выделиться на отруб, в село приехал землемер Комаров и приступил к размежеванию. Около 100 солдаток выгнали землемера и выдернули межевые столбы. 3 и 4 октября по вечерам женщины ходили по селу и бросали камни в дома отрубников с криками: «Наши мужья проливают кровь на войне, а вы хотите без них отобрать у нас землю». 5 октября 150 солдаток организовали поход в город Ардатов. Около города они напали на Конина и избили его.
В апреле 1915 года в селе Чигорак Борисоглебского уезда Тамбовской губернии солдатки не только избили восьмидесятилетнего отрубника, но также гонялись по всему селу за крестьянами, подавшими прошение об отводе отрубов, и кричали: «Станем по колено в крови и всех перебьем, но землю делить не станем». Похожая ситуация сложилась в селе Архангельское того же уезда. Борисоглебская крестьянка Дунаева, участница волнений в мае-июне 1915 года, с убежденностью говорила:
«…бабам дано право, и они хотя бы перебили всё приезжающее в село Архангельское начальство, и им никакой ответственности за это не будет, и даже приезжай царь — и его убьют и не будут виноваты <…> зачем черт носит начальство в Архангельское, ведь оно нам совсем не нужно, мы его побьем и нам ничего не будет, потому что у нас дети, а начальство можно побить…»
Порой солдатки добивались своего. Во многих уездах местные власти, напуганные масштабами беспорядков, обещали отложить раздел земли до окончания войны. В 1916 году Министерство земледелия вынуждено было предупредить землеустроителей, что работы по выделу отрубов следует производить с большей осторожностью, добиваясь «полюбовного» соглашения сторон. Революция не позволила завершить этот процесс — 28 июня 1917 года постановлением Временного правительства столыпинская аграрная реформа была прекращена.
«А ты мне захвати часы!»
Причиной продовольственных или «голодных» бунтов стали растущие цены и повсеместный дефицит продуктов. Многочисленные описания таких беспорядков можно найти в статье американской исследовательницы Барбары Энгл «Не хлебом единым». По ее словам, самой частой причиной столкновений с владельцами лавок и магазинов становился сахар.
1 октября 1915 года в городе Богородск (сейчас — Ногинск) Московской губернии несколько десятков работниц текстильной фабрики, выяснив, что весь сахар на местном рынке распродан, пришли в ярость и начали обвинять купцов в бессовестности и спекуляции. Полиция силой вывела женщин из лавки, но они вернулись на городскую площадь, где продолжали возмущаться и сыпать обвинениями в адрес торговцев. Число недовольных неуклонно росло и достигло нескольких тысяч человек.
Преимущественно это были женщины и молодежь — не только рабочие, но и крестьяне, которые пришли на рынок из ближайших деревень.
Наконец, толпа дала выход своему гневу. Кто-то швырял камнями в окна лавок, другие вламывались внутрь и выбрасывали товары, которые тут же расхватывали. Полиция, не желая применять оружие против женщин и подростков, оказалась беспомощной перед лицом бушующей толпы. В последующие дни продовольственные беспорядки расширились: теперь их целью стали не только бакалейные лавки, но и магазины поставщиков одежды и других мануфактурных товаров. 4 октября в город прибыли казаки, которые открыли огонь по восставшим, убив двух человек и ранив еще нескольких. Это происшествие не остановило толпу. Вскоре «голодный бунт» превратился в многотысячную забастовку фабричных рабочих Богородска и близлежащих городов. На смену возмущению по поводу отсутствия сахара пришли настойчивые требования о повышении заработной платы. Напуганные масштабом происходящего, фабриканты пошли на уступки и пообещали работникам прибавку к жалованью.
В начале июня 1915 года толпа женщин численностью приблизительно в 1000 человек взбунтовалась в селе Гордеевка Нижегородской губернии. Разгневанные ростом цен на основные продукты питания, крестьянки направились в ближайший к селу город Канавин. Желая проверить утверждение торговцев, что они распродали весь сахар, бунтующие переходили из лавки в лавку, требуя от купцов открыть склады. В течение дня толпа разрасталась и выросла до 10 тысяч человек. Прибывшие полицейские не смогли ничего предпринять, но уже одно их присутствие усилило враждебность толпы. Люди начали кидать в полицейских камнями и всем, что попало под руку, затем разгромили несколько лавок и украли сахар и другие товары.
В ряде случаев, когда женщины поднимали крик на рынках, требуя снизить цены, торговцы шли им на уступки. Тем самым практика женского бунтарства оправдывалась. В декабре 1915 года в городе Каменный завод Пермской губернии 200 солдаток, пришедших из окрестных деревень для получения пособий, в ожидании выплаты с возмущением говорили о росте стоимости жизни, после чего решили взять дело в свои руки. Женщины зашли в ближайший магазин и потребовали, чтобы цена на муку была снижена. Когда купец отказался, они пригрозили, что возьмут муку вообще без всякой платы. Одна из них схватила мешок с мукой и крикнула: «Тащите, девки!» Купец тут же согласился снизить цену. Женщины с успехом повторяли этот спектакль, переходя из одной лавки в другую.
Историк Дмитрий Сафонов рассказывает о крупном продовольственном бунте, который учинили жены солдат в Оренбурге 2 мая 1916 года. Утром у городской управы собрались солдатки, требуя выдачи «пудовичка» — пуда белой муки, выдаваемого им каждый месяц бесплатно с начала войны. Поскольку белой муки в городе в этот момент не хватало, то заранее было сделано объявление, что выдача временно приостанавливается. Отказали солдаткам и в выдаче хлеба. Обозлившись на купцов, они бросились растаскивать муку из мучных лавок. К ним поспешили присоединиться другие женщины, мужчины и подростки. Вскоре по улицам города двинулась большая толпа, громившая попадавшиеся на пути лавки и магазины — не только бакалейные, но и ювелирные, галантерейные, обувные, игрушечные. Люди всё прибывали, и вскоре число бунтующих увеличилось до нескольких тысяч. Ни полиция, ни казаки не могли с ними справиться.
Судя по свидетельствам очевидцев, движущей силой толпы были женщины, которые палками били окна и витрины, после чего имущество расхищалось, вскрывались кассы. Ворованное складывалось в подолы юбок.
Так, солдатка Дурнева палкой разбила витрину часового магазина и магазина пуховых платков. Толпа с криком «ура» бросилась их грабить. В галантерейных магазинах вещи выбрасывали со второго этажа, и их тут же уносили находящиеся внизу люди. В обувном магазине позднее были обнаружены груды старой обуви, оставленной погромщиками взамен взятой новой. Брали всё, что было возможно: одна задержанная женщина пыталась утащить с собой десяток зонтиков, ящик пуговиц, несколько пачек шнурков, венский стул. Были и те, кто подъезжал к магазинам с возами.
Привлеченные к наведению порядка казаки вмешиваться отказались, проявив неповиновение вице-губернатору. Более того, они сами частично участвовали в погромах. Есть свидетельство, что взвод казаков просто стоял и смотрел на грабеж, а один из них даже побывал в часовом магазине, причем прочие кричали ему: «А ты мне захвати часы!»
От хлеба к революции
«Бабьи бунты» стали своеобразной увертюрой к куда более драматическим событиям, которые развернулись в Петрограде 23 февраля (8 марта) 1917 года. Митинг, организованный работницами по случаю Международного женского дня, обернулся массовой протестной акцией. Именно в этот день в городе возникли проблемы с поставкой хлеба. У магазинов скапливались длинные очереди, состоявшие преимущественно из женщин. Замерзшие и озлобленные, они начали активно присоединяться к митингующим. Кроме хлеба женщины требовали прекращения войны и возвращения домой своих мужей, сыновей и братьев. Вскоре антивоенные лозунги были подхвачены примкнувшими к толпе мужчинами. Всего, по оценкам историков, на демонстрацию в тот день вышли почти 130 тысяч рабочих с 50 предприятий Петрограда. Это событие положило начало масштабным забастовкам и выступлениям рабочих в последующие дни, что в конечном итоге привело к государственному перевороту. «Женскому дню», как напишет потом видный советский дипломат Федор Раскольников, суждено было стать первым днем революции.