Демонические кошки, фаустианские гримуары и чародей Вергилий: 10 фактов из книги Сергея Зотова и Дильшат Харман о средневековой магии

1. Некоторые языческие авторы принимали Моисея и Иисуса Христа за чародеев

В ветхозаветной книге Исход описывается состязание между пророком Моисеем и его братом, Аароном, с одной стороны, и египетскими жрецами, именуемыми в Библии волхвами, с другой. Аарон совершает перед троном фараона различные чудеса: превращает свой жезл в змею, умерщвляет всю рыбу и обращает воду в египетских реках в кровь, приводит в Египет жаб — но все это умеют делать и волхвы. Лишь когда Аарон, простирая руку с жезлом, наводит на египетский скот и людей мошек, волхвы понимают, что такого повторить они уже не могут и действительно стали свидетелями божественного вмешательства, вот только осерчавший фараон уже их не слушает.

Позднее также с помощью жезла Моисей разделяет Красное море и навсегда уходит вместе со своим народом из Египта. Изрядная доля того, что совершали Моисей и Аарон, как и само использование посоха в магии, языческим авторам были уже знакомы.

«Неудивительно, что для языческих авторов Моисей тоже казался кем-то вроде мага <…>: римский писатель I века Плиний Старший упоминает о магической секте, среди основателей которой был Моисей, а Апулей (р. 124/125), автор знаменитого романа о превращениях „Золотой осел“, называет имя Моисея в ряду знаменитых магов. Философ Цельс (II в.) обвинял вообще всех иудеев в том, что они „проявляют склонность к волшебству, которому обучил-де их Моисей“», — пишут Зотов и Харман.

Благодаря текстам позднеантичных авторов мы также знаем о спорах между первохристианами и язычниками, доказывавшими, что Иисус был обыкновенным чародеем. Цельс, в частности, сравнивал Спасителя с теми учившимися у египтян магами, что за несколько монет демонстрируют свои чудеса посреди форума: заставляют двигаться вещи или создают иллюзию присутствия еды и напитков.

Мало того, другие позднеантичные авторы считали, что и магом-то Иисус был никудышным.

Так, Иерокл, проконсул Вифинии, в начале III века сравнивал Христа с Аполлонием Тианским, философом-пифагорейцем, который, согласно легендам, изгонял бесов, творил чудеса и пророчествовал. После его смерти и предполагаемого воскресения возник религиозный культ Аполлония, приверженцами которого, вероятно, были даже императоры Каракалла и Александр Север. Иерокла возмущало то, что вместо почитания такого могущественного и одаренного богами мага, каким был Аполлоний Тианский, люди поклоняются Иисусу, сотворившему за свою жизнь всего два-три чуда.

Греческому богослову Оригену и другим ранним церковным авторам приходилось доказывать, что именем Иисуса Христа и сегодня можно исцелять людей и изгонять демонов, в то время как маги этих существ разве что призывали.

2. Одним из самых уважаемых волшебников в Средневековье считался Вергилий

Римский поэт I в. до н.э. Вергилий, ставший в «Божественной комедии» проводником Данте по аду и чистилищу, в Средние века имел репутацию провидца и чародея. Было распространено представление о том, что в четвертой эклоге своих «Буколик» он якобы предсказал рождение Христа («К новорождённому будь благосклонна, с которым на смену / Роду железному род золотой по земле расселится»). Существовала даже легенда, будто сам апостол Павел сокрушался на могиле Вергилия о том, что тот не дожил двух десятилетий до рождения Спасителя и не узнал об исполнении своего пророчества. Неудавшееся путешествие Вергилия на Восток в конце жизни (поэт не смог уехать дальше Афин) интерпретировалось в том ключе, что автор «Энеиды» хотел приобщиться к магической мудрости Азии.

Начиная с ХII века и вплоть до раннего Нового времени слагалось великое множество легенд о колдовских способностях Вергилия.

Он якобы изготовил волшебную муху, которая истребила в Неаполе всех остальных мух и избавила таким образом город от чумы, и волшебную пиявку, спасшую его от нашествия пиявок; заколдовал все мясо на рынке, чтобы оно не тухло; построил себе воздушный мост, по которому попадал куда угодно в мгновение ока; создал страшного медного коня с всадником для борьбы с римской уличной преступностью; построил город Неаполь на основании из яиц и т.д.

При этом надо признать, что самая популярная из этих легенд выставляла волшебника далеко не в самом выгодном свете. Согласно ей, Вергилий возжелал знатную римлянку, жившую в самой высокой башне города, и она пригласила его к себе ночью, пообещав поднять наверх в корзине. Однако подняв Вергилия на половину высоты, римлянка так и оставила его висеть до утра, чтобы остальные горожане узнали о его безнравственном поступке. Рассерженный и осмеянный волшебник в свою очередь сделал так, что во всем Риме погас огонь и никто не мог снова его зажечь. Когда римляне взмолились о пощаде, Вергилий ответил, что огонь можно вернуть только одним способом: поставить обидевшую его женщину в одной сорочке на главной площади города, чтобы все римляне поочередно зажигали факелы от жара, пышущего между ее ног. Так и было сделано, и теперь уже над строптивой красавицей смеялся весь город.

Зотов и Харман пишут, что «эта история показывает и чернокнижника, и женщину в дурном свете. Вергилий похотлив и мстителен. Женщина — хитра. Для художников и зрителей позднего Средневековья легенда служила не столько удивительным рассказом о магических способностях Вергилия, сколько назидательным повествованием, в котором главное внимание уделялось наказанию и мужчины, и женщины. Поэтому на гравюре Лукаса ван Лейдена (1494–1533) мы видим на первом плане обсуждающих позор волшебника горожан, и только потом, на заднем плане, замечаем висящего в корзине Вергилия».

3. В Ветхом Завете фигурирует «профессиональная» волшебница, и показана она отнюдь не в отрицательном свете

Если в Ветхом Завете появлялись волшебники, то лишь для того, чтобы показать ущербность их ремесла в сравнении с делом рук служителей Божиих (как в случае упомянутых выше египетских волхвов) или объяснить, как правильно наказывать колдунов, но из этого правила есть одно исключение: Аэндорская волшебница.

К ней в Первой книге Царств перед битвой с филистимлянами обращается Саул — первый царь Израиля, ранее утративший милость Божию и поссорившийся с пророком Самуилом из-за того, что отказался полностью истребить народ амаликитян. Самуил, тайно помазавший на царство другого царя, Давида, к тому времени был уже мертв, а всех волшебников и гадателей как людей, занятых богопротивным делом, Саул сам прогнал из страны, однако теперь ему необходимо было получить предсказание.

Слугам Саула удалось найти некую неназванную по имени волшебницу, жившую в расположенном неподалеку селении Аэндор, и царь явился к ней инкогнито.

Женщина призвала дух пророка Самуила (которого царь в отличие от нее не мог увидеть, но узнал по описанию), однако тот не сообщил Саулу ничего обнадеживающего: день спустя он и трое его сыновей будут мертвы, а царство перейдет Давиду. Таково наказание за то, что Саул прогневил Господа отказом уничтожать амаликитян. От услышанных им ужасов Саул падает на землю, а волшебница, никак не объяснившая слова Самуила, выступает в роли гостеприимной хозяйки: кормит царя и его слуг, после чего те отправляются восвояси.

Зотов и Харман пишут, что до XVI века Аэндорская волшебница «воспринималась художниками в полном согласии с библейскими строками: как женщина, умеющая вызывать духов мертвых (то есть заниматься некромантией еще не в средневековом, а в древнем понимании этого слова). В тексте отсутствует осуждение такого „ремесла“, а сама волшебница не делает ничего открыто предосудительного». Однако в раннее Новое время изображения волшебницы разительным образом изменились.

Например, на картине нидерландского художника Корнелиса ван Остзанена изображен шабаш: Аэндорская волшебница, показанная как малопривлекательная старуха с обнаженной грудью, сидит словно на троне на двух совах и окружает себя магическим кругом. Рядом с ней стоит козлоногий фавн, который держит в руках магическую книгу, а за пределами круга изображены другие ведьмы, явно инфернального происхождения козлы, сатир и демоны в фантастических обличьях. Новые ведьмы и демоны летят на шабаш, а в море тем временем тонет корабль, ставший, по-видимому, жертвой злых чар.

Такой полет фантазии ван Остзанена объясняется тем, что в то время, когда он писал свою картину, в Западной Европе как раз полным ходом шли процессы над ведьмами, которых обвиняли в посещении шабашей.

В одну из таких злых колдуний благодаря воображению художника и превратилась Аэндорская волшебница.

На гравюре Мельхиора Кюсселя из книги «Изображения Ветхого и Нового завета», изданной в 1679 году, Саул и его свита едва различимы, Самуил вообще не показан, а Аэндорская волшебница, окруженная разнообразными духами и демонами, представлена в процессе приготовления колдовского зелья.

«Это уже не иллюстрация к библейскому тексту, чей смысл состоит в том, что от Саула отвернулся Господь, и поэтому ему не помогла даже тень Самуила. Наоборот, текст служит лишь предлогом, чтобы передать страхи людей раннего Нового времени перед ведьмами и их делами. <…> Так в искусстве из нейтрального персонажа Аэндорская волшебница превратилась в злобную ведьму», — пишут Зотов и Харман.

4. Средневековые люди считали, что старые женщины опаснее демонов

На фреске в церкви, расположенной в шведском местечке Викста, можно увидеть крайне необычную картину: рогатый и хвостатый дьявол протягивает пожилой женщине на длинном шесте пару красных башмачков.

Фреска эта иллюстрирует следующую фольклорную историю. Мечтавшая о новых башмаках старуха (известная в Скандинавии как Ско-Элла — «Башмачная Элла») заключила ради них союз с дьяволом, попросившим у нее рассорить жившую в местном селении благочестивую пару. Она сказала жене, что если та хочет, чтобы муж снова ее полюбил, нужно отрезать у него ночью прядь волос и приготовить из них приворотное зелье. Мужу же она сказала, что жена собирается его убить. Таким образом, когда ночью жена приблизилась к нему с ножницами, он был к этому готов и зарубил ее топором.

Старуха выполнила обещание с избытком: вместо банальной семейной ссоры она организовала убийство невинной.

Даже демон был напуган коварством и жестокостью этой женщины, и когда он принес ей обещанные башмачки, то предпочел передать их на длинной палке, держась от нее подальше.

Эта легенда относится к распространенному начиная с XIII века типу историй в литературе и изобразительном искусстве Северной Европы, в которых старые женщины оказываются хитрее, умнее и опаснее самого дьявола. На одной из картин Питера Брейгеля Старшего, «Нидерландские пословицы», в левом нижнем углу старуха привязывает беспомощного демона к подушке. Это визуализация пословицы «быть способным привязать дьявола к подушке», что означает: упрямство, преодолевающее все. На другой картине того же автора («Безумная Грета») сумасшедшая старуха с мечом в руке направляется к адской пасти, чтобы грабить демонов, в то время как ее приспешницы сражаются с бесами и побеждают их.

На гравюре аугсбурского художника XV–XVI веков Даниэля Хопфера уродливые старые женщины избивают демона валиками для стирки.

«Из его уст вырываются слова „Gib Frid“ („отпустите меня“), сверху мечутся в ужасе его крылатые собратья, но женщины вошли в такой раж, что не отпустят демона, пока не забьют его до смерти», — с сожалением констатируют Зотов и Харман.

5. Если преданно служить Сатане — он пошлет тебе за это демонического котика

В Британии бытовало любопытное национальное поверье, согласно которому колдуньям помогают в их темных и злых делах живущие рядом с ними духи, принимающие форму животных. Назывались эти духи импами или фамильярами (если вы когда-либо играли в Dungeons & Dragons или хотя бы в многочисленные компьютерные игры на их основе, то, конечно, уже поняли, к чему отсылает образ тамошнего духа-хранителя волшебников).

Таким образом, даже договор с дьяволом британская ведьма скрепляла не подписью на контракте и не целованием черного козла под хвост, а посредством кормления фамильяра своей кровью и плотью.

Фамильяры приходят к будущей ведьме сами и могут начать разговаривать с ней человеческим голосом, а могут и просто очень странно себя вести.

В английском памфлете 1579 года, как пишут Зотов и Харман, говорилось о «некоей матушке Даттен, дух которой имел форму жабы и жил у нее в саду в зеленых листьях, а женщина кормила его кровью, которую брала из своего бока. На следующей странице той же книги изображен внешне безобидный котик, и только из текста рядом мы узнаем, что это — фамилиар матушки Девелл, черная кошка Джилл, которую хозяйке приходилось кормить молоком, смешанным с собственной кровью».

Фамильяров могли заводить не только женщины. Так, народная молва приписывала качества фамильяра пуделю по кличке Бой, который принадлежал племяннику Карла Первого Руперту Пфальцскому, жившему в XVII веке и поддерживавшему короля в войне с парламентом. Поскольку Руперт никогда не расставался со своей собакой, его недруги уверились в том, что пес является демоном, приносящим своему хозяину одну победу за другой. На несчастного пуделя было совершено несколько неудачных покушений, а затем его застрелил солдат в битве при Марстон-Муре 1644 года. Событие это, безусловно трагическое, отображено в иллюстрации к анонимной балладе «Собачья элегия, или Слезы принца Руперта».

6. Колдовские гримуары чаще всего создавались служителями Церкви

В Средневековье оформляется как жанр гримуар: колдовская книга с заклинаниями и рецептами для вызова ангелических и демонических сущностей. Гримуары писались, как правило, от руки и на латыни: на одной странице крупно изображался интересующий мага планетарный дух, ангел или демон, а на другой рисовалась магическая печать и писалось заклинание для его вызова.

Средневековые гримуары были чрезвычайно популярны и дошли до наших дней в тысячах или даже десятках тысяч копий, поэтому возникает вопрос: кем же были люди, распространявшие их в таких количествах? Как объясняют Зотов и Харман, чаще всего этим занимались низшие чины церковной иерархии, студенты и люди, помогавшие священникам в совершении литургии. Они «были образованы, читали на латыни и не понаслышке знали о проведении христианских ритуалов. Поэтому они по сути уже владели базовыми навыками некромантии, то есть черной магии — ведь все эти умения требовались от колдуна, а в некоторых гримуарах прямо говорилось, что ему нужно знать несколько языков и разбираться в богословии».

Истово верующие монахи зачастую прибегали к магии, потому что мечтали призвать и увидеть воочию ангела, а люди, у которых не сложилась церковная карьера, могли обращаться к демонам с просьбой поспособствовать ее продвижению.

Вообще говоря, несмотря на понятное отношение Церкви к таким вещам, средневековый маг, как правило, не считал, что он занят чем-то предосудительным с точки зрения спасения своей души. Если демоны и без того прозябают в адском пламени до Второго пришествия, то по какой причине они должны сидеть там без дела? Призывая демонов, волшебник заклинал их именем Христа и угрожал подвергнуть еще более страшным мукам, чем те, что они и так испытывают. Если он защищал себя магическим кругом и не подписывал договор о продаже души, то ничем с собственной точки зрения не рисковал.

В написанном в середине XVI веке гримуаре «Книга Оберона» даже проводилась еретическая мысль о том, что, помогая магу, демоны совершают добрые дела, а следовательно — искупают свое грехопадение. Таким образом, указывая чародею, где зарыты сокровища, или обучая его ремеслам, падшие ангелы приобщались к полезному труду, в ходе ритуала прославлялось торжество Бога над ними, да и сам маг оставался в прибытке — кругом сплошная польза.

7. В Новое время становятся популярными гримуары, якобы написанные самим Фаустом — фантазии их иллюстраторов мог бы позавидовать самый безумный художник-сюрреалист

В XVI веке в немецкоязычных землях появляется множество гримуаров, подписанных именем самого доктора Фауста. Эти труды создавались как настоящие оккультные энциклопедии: с подробными описаниями того, как именно призывать демонов, сотнями схем, магических печатей, молитв и изображений. Благодаря фаустианским гримуарам маг узнавал о мельчайших деталях биографии демонов и об устройстве их социума, схожем со средневековым европейским: духи делились на королей, принцев, баронов, дворян, мещан и крестьян.

У каждого демона выделялась своя специализация: он мог научить колдуна становиться невидимым, показать, где спрятаны сокровища, защитить от оружия, обучить языку животных, даровать благосклонность любого человека или раскрыть «сокровеннейшие тайны любви».

Особого внимания заслуживает облик этих демонов. Например, в одном гримуаре дух земли описывался следующим образом: он был черным, его ширина равнялась росту, на ногах у него были когти-змеи, а на голове — пять лиц: совы, льва, змеи, стенающего мертвеца и «человека, что невозможно даже представить».

Еще один фаустианский гримуар, «Естественная или противоестественная магия Доктора Иоганна Фауста, или Неожиданное заклятие адских духов, чудесное искусство и магическая книга, коей мной вызывались адские духи, способные выполнить все, что я пожелаю», был написан на немецком языке в 1612 году и содержал четыре богато иллюстрированных тома. Последний из них был целиком посвящен адским созданиям, а открывало его изображение демона Каффиэля, управляющего непогодой и ответственного за вызов грозы.

«Обнаженный бес красного цвета с птичьими лапами вместо ступней, рогами и скрученными в улитки ушами нарисован в наивной манере, что не добавляет его и без того нелепому обличью обычной для таких рисунков жути. Среди других демонов — падший дух Псодон (очевидно, искаженное имя древнегреческого бога моря и коней Посейдона), изображенный среди разнообразных гадов: он зачем-то мог превращать жаб в раков и наоборот. <…> Трактат заканчивается изображением зловещего демона Адатиэля, представленного в виде невероятного монстра с гигантским полукруглым гребнем на голове и растущими прямо из него лапами и крыльями. Этого воздушного духа вызывали, чтобы научиться летать на плаще по воздуху», — пишут Зотов и Харман.

8. Современный визуальный образ ведьмы обязан своим происхождением популярным в XVIII-XIX веках оптическим иллюзиям

Еще арабским астрономам Х века был известен принцип работы камеры-обскуры: темного ящичка с отверстием для проникновения света, который может передавать изображение на прозрачный экран на противоположной стенке камеры. Постепенно людям стало понятно, что оптические приборы можно использовать не только в наблюдении за светилами и рисовании, но и для чистого развлечения. Знаменитый нидерландский физик и математик Христиан Гюйгенс в 1659 году изобрел проецирующий аппарат, с помощью которого можно было создавать эффектные иллюзии: он получил название laterna magica (волшебный фонарь).

В XVIII веке представления с использованием волшебного фонаря превратились в настоящий аналог современного телевидения.

«На некоторых представлениях на ярмарках или в церквях и театрах сеансы сопровождались чтением, музыкой, а иногда и рассказом о политических новостях. Издавались (в том числе и в Российской империи) специальные журналы, тексты которых зачитывались специально на сеансах волшебного фонаря. На прочих сеансах показывали шуточные детские сценки, под волшебный фонарь адаптировались иллюстрации к литературным произведениям», — пишут Зотов и Харман.

Особняком стояли представления ужасов для любителей пощекотать нервы. Там нагнеталась атмосфера страха, волшебный фонарь прятали от зрителей (так что некоторые необразованные гости даже могли подумать, что являются свидетелями реального сеанса черной магии), а изображение проецировалось на клубы дыма или стены домов. Изображения выбирались максимально жуткие: это были рисунки демонов, скелетов, монстров, ведьм.

В средневековых сочинениях о ведьмах их зачастую изображали как совершенно обычных женщин, поскольку рядом находился текст, который все объяснял. В оптических иллюзиях наличие текста не было предусмотрено, так что изображения требовались максимально узнаваемые.

Ведьм начали рисовать в окружении сразу всех атрибутов, связанных с колдовством: мантии, метлы, кота, совы и остроконечной шляпы.

Так и сложился современный визуальный канон их изображения, утверждают Зотов и Харман.

Впрочем, иногда художники стремились не одеть ведьм, а наоборот, раздеть их по максимуму — и изображали обнаженными и летящими на метлах. Именно такое изображение с нагими летящими ведьмами, увиденное на сеансе оптических иллюзий во Франкфурте в 1760-х годах, глубоко врезалось в память немецкого мальчика по имени Иоганн, который вскоре превратился в юношу и начал сочинять своего «Фауста».

9. Волшебные палочки прошли путь от палеолита до современного нью-эйдж мистицизма

Ученые полагают, что волшебные палочки или жезлы могли использоваться еще в палеолите — по крайней мере, нечто очень похожее нашли рядом со знаменитым скелетом так называемой Красной дамы из Пэйвиленда (на самом деле мужчины не старше 21 года). Во всяком случае, уже в Древней Греции и Египте (о чем мы говорили ранее) жезлы и посохи точно использовались как колдовские орудия.

В средневековых гримуарах встречаются чрезвычайно подробные инструкции по созданию волшебных палочек и посохов, показаны они и на иллюстрациях к этим книгам.

У самой известной оккультной организации ХХ века, ордена Золотой Зари (о смертельном конфликте внутри которой мы рассказывали в одном из наших предыдущих текстов), была чрезвычайно обширная коллекция самых разных скипетров, палочек и жезлов, богато украшенных и приспособленных для разнообразных ритуальных нужд. Тогда еще оккультисты не заказывали эти орудия в специализированных магазинах, а изготавливали «вручную из девственных материалов, без помощи других людей, и хранили от чужих прикосновений и даже взглядов, заворачивая их в белый шелк».

Джеральд Гарднер, один из основателей синкретической неоязыческой религии викка, также использовал волшебные палочки в ритуалах своего ковена. В отличие от церемониальных орудий Золотой Зари палочки виккан, считавших себя последователями древней языческой религии, выглядели гораздо более грубо и напоминали зловеще изогнутые ведьминские клюки, иногда украшенные изображениями Рогатого бога, камнями, перьями или шишками.

На посохи ордена Золотой Зари, как и на волшебные палочки виккан, можно полюбоваться в британском Музее ведовства и магии в Боскасле.

Там же до сих пор хранятся волшебные палочки Алистера Кроули (слоновая кость, железный сердечник, черный и красный орнамент) и культового индастриал-музыканта, создателя группы Coil Джона Бэланса (она украшена символами креста и полумесяца).

Сегодня волшебные палочки знакомы всем нам благодаря видеоиграм и популярным фильмам в жанре фэнтези.

«Произошло сращение двух традиций — средневековой и нью-эйдж, то есть современной мистики. В последней распространено представление об энергиях, пронизывающих весь мир и наше тело. Кто такой современный маг, если не тот, кто повелевает энергиями, текущими во вселенной? А как мог выглядеть средневековый маг, если не как человек, тоже управляющий энергией, только при помощи некоего древнего атрибута, волшебной палочки? Поддавшись такой логике, культура ХХ века осовременила представление о старинном магическом предмете, сделав его своего рода колдовским пистолетом», — пишут Зотов и Харман.

10. Изображение перевернутой пентаграммы можно встретить на стенах христианских церквей, а с черной магией этот символ начал ассоциироваться лишь в XIX веке

Пятиконечная звезда в древности считалась одним из мощнейших апотропеев — символов, отпугивающих зло. В Римской империи пентаграмму часто рисовали на стенах домов возле окон, чтобы внутрь не пробралась нечистая сила, а в Византии ее изображали на боевых знаменах. Католическая церковь использовала пентаграмму на фресках церквей и в витражах в качестве символа пяти ран Христовых или пяти радостей Богоматери. К вящему удивлению туристов большую перевернутую пентаграмму и сегодня можно увидеть, например, под крышей кафедрального собора в Ганновере. Между прочим, разницы между обычной и перевернутой пятиконечными звездами никто не видел вплоть до XIX столетия.

Идея о существовании подобной разницы распространилась благодаря знаменитому оккультисту середины XIX века Элифасу Леви. В книге «Учение и ритуал высшей магии» Леви описал пентаграмму как знак, символизирующий господство духа над четырьмя стихиями: с его помощью можно заставить служить себе «легионы ангелов и колонны демонов». Более того, пентаграмма была для Леви не просто магическим знаком, но и символом самого Спасителя — правда, только в том случае, если она направлена лучом вверх.

А вот если ее направить вверх «рожками», то пентаграмма уже будет представлять собой «Сатану или козла на шабаше».

Элифас Леви никогда не считал себя сатанистом — и относился к сатанистам с отвращением. Мало кто знает, но даже знаменитый Бафомет с пентаграммой во лбу и роскошными рогами, помещенный Леви на фронтисписе «Учения и ритуала высшей магии» и растиражированный впоследствии бессчетным множеством black-металлических групп, в его представлении являлся не дьяволом, а гностическим Христом, обладающим андрогинной природой.

Не считал себя сатанистом и французский поэт-эзотерик Станислас де Гуайта, который в книге «Ключ к черной магии» в 1897 году визуализировал идею Леви об обычной и перевернутой пентаграммах, вписав внутрь последней малоприятную козлиную морду (более того, де Гуайта даже боролся с сатанизмом посредством магических атак, о чем мы рассказывали в одном из наших недавних текстов).

А вот кто всерьез считал себя сатанистом, так это американец Антон Шандор Лавей, начавший использовать взятый из книги де Гуайты «сигил Бафомета» в качестве главного символа основанной им в 1966 году «Церкви Сатаны».

Исследование Зотова и Харман начинается в Древней Греции и заканчивается современными онлайн-приложениями для рисования сигил (магических знаков), однако большая его часть относится к Средневековью и раннему Новому времени. Как пишут авторы, средневековой христианской иконографией заняты много ученых, в то время как визуальные изображения, связанные с магией, до сих пор воспринимаются как нечто несерьезное — в лучшем случае забавное или пугающее. Их книга направлена на то, чтобы сломать этот стереотип. В конце концов все эти изображения немыслимо странных и уродливых демонов, летящих на метле обнаженных ведьм и стариков с развевающимися бородами и гримуарами, зажатыми в руках, говорят нам нечто важное не только о сознании средневекового человека, окном в которое они являются, но и о нас самих, чья тяга к жуткому и сверхъестественному не угасла на протяжении минувших столетий.